Неточные совпадения
Склонившись над водою, машинально смотрел он на
последний розовый отблеск заката, на ряд домов, темневших в сгущавшихся сумерках, на одно отдаленное окошко, где-то в мансарде, по левой набережной, блиставшее, точно в пламени, от
последнего солнечного
луча, ударившего в него на мгновение, на темневшую воду канавы и, казалось, со вниманием всматривался в эту воду.
Над городом, среди мелко разорванных облаков, сияло бледно-голубое небо, по мерзлой земле скользили холодные
лучи солнца, гулял ветер, срывая
последние листья с деревьев, — все давно знакомо.
Может быть, сегодня утром мелькнул
последний розовый ее
луч, а там она будет уже — не блистать ярко, а согревать невидимо жизнь; жизнь поглотит ее, и она будет ее сильною, конечно, но скрытою пружиной. И отныне проявления ее будут так просты, обыкновенны.
— Попробую, начну здесь, на месте действия! — сказал он себе ночью, которую в
последний раз проводил под родным кровом, — и сел за письменный стол. — Хоть одну главу напишу! А потом, вдалеке, когда отодвинусь от этих лиц, от своей страсти, от всех этих драм и комедий, — картина их виднее будет издалека. Даль оденет их в
лучи поэзии; я буду видеть одно чистое создание творчества, одну свою статую, без примеси реальных мелочей… Попробую!..
Все это часто повторялось с ним, повторилось бы и теперь: он ждал и боялся этого. Но еще в нем не изжили пока свой срок впечатления наивной среды, куда он попал. Ему еще пока приятен был ласковый
луч солнца, добрый взгляд бабушки, радушная услужливость дворни, рождающаяся нежная симпатия Марфеньки — особенно
последнее.
Перед нами высилась еще одна высокая гора. Надо было ее «взять» во что бы то ни стало. На все окрестные горы легла вечерняя тень, только одна эта сопка еще была озарена солнечными
лучами.
Последний подъем был очень труден. Раза 3 мы садились и отдыхали, потом опять поднимались и через силу карабкались вверх.
…Когда мы выезжали из Золотых ворот вдвоем, без чужих, солнце, до тех пор закрытое облаками, ослепительно осветило нас
последними ярко-красными
лучами, да так торжественно и радостно, что мы сказали в одно слово: «Вот наши провожатые!» Я помню ее улыбку при этих словах и пожатье руки.
Собаки опять затихли, и нам было слышно, как они, спутанным клубком, перескакивая друг через друга, опять убегают от кого-то, жалко визжа от ужаса. Мы поспешно вбежали в сени и плотно закрыли дверь…
Последнее ощущение, которое я уносил с собой снаружи, был кусок наружной стены, по которой скользнул
луч фонаря… Стена осталась там под порывами вихря.
Он спустился на две ступеньки вниз и, пошарив рукой в темноте, где уже терялись
последние слабые отблески дневного
луча, сказал...
Для вас и в
последнем акте Большов не перестает быть комичен: ни одного светлого
луча не проникло в эту темную душу после переворота, навлеченного им самим на себя.
Здесь, кроме камер с дырами, выходившими на свет божий, шел целый лабиринт, в который
луч солнечного света не западал с тех пор, как
последний кирпич заключил собою тяжелые своды этих подземных нор.
Растроганная и умиленная неожиданным успехом, Раиса Павловна на мгновение даже сделалась красивой женщиной, всего на одно мгновение лицо покрылось румянцем, глаза блестели, в движениях сказалось кокетство женщины, привыкшей быть красивой. Но эта красота была похожа на тот солнечный
луч, который в серый осенний день на мгновение прокрадывается из-за бесконечных туч, чтобы в
последний раз поцеловать холоднеющую землю.
Наконец, помогая друг другу, мы торопливо взобрались на гору из
последнего обрыва. Солнце начинало склоняться к закату. Косые
лучи мягко золотили зеленую мураву старого кладбища, играли на покосившихся крестах, переливались в уцелевших окнах часовни. Было тихо, веяло спокойствием и глубоким миром брошенного кладбища. Здесь уже мы не видели ни черепов, ни голеней, ни гробов. Зеленая свежая трава ровным, слегка склонявшимся к городу пологом любовно скрывала в своих объятиях ужас и безобразие смерти.
Во время чтения, слушая ее приятный, звучный голос, я, поглядывая то на нее, то на песчаную дорожку цветника, на которой образовывались круглые темнеющие пятна дождя, и на липы, по листьям которых продолжали шлепать редкие капли дождя из бледного, просвечивающего синевой края тучи, которым захватило нас, то снова на нее, то на
последние багряные
лучи заходившего солнца, освещающего мокрые от дождя, густые старые березы, и снова на Вареньку, — я подумал, что она вовсе не дурна, как мне показалось сначала.
Надо мною звенит хвойный лес, отряхая с зеленых лап капли росы; в тени, под деревьями, на узорных листьях папоротника сверкает серебряной парчой иней утреннего заморозка. Порыжевшая трава примята дождями, склоненные к земле стебли неподвижны, но когда на них падает светлый
луч — заметен легкий трепет в травах, быть может,
последнее усилие жизни.
Странная, жестокая улыбка сквозь слезы озарила ее лицо, как ярко пылающий
луч на закате сквозь
последнее падение усталого дождя.
Даже холод, достигавший по ночам значительной силы, не имел уже прежней всесокрушающей власти: земля сама давала ему отпор накопившимся за день теплом, и солнечные
лучи смывали
последние следы этой борьбы.
Эти разговоры точно подливали масла в потухавшую лампу Маркушки и в
последний раз освещали ярким
лучом его холодевшую душу.
Когда и в его лачугу заползал солнечный
луч, долго игравший на грязном полу, Маркушка чувствовал, что никакому солнцу уже не согреть его, как чувствовал то, что
последний запас жизненной силы уйдет от него вместе с вешней водой.
Как истомленный жаждою в знойный день усталый путник глотает с жадностию каждую каплю пролившего на главу его благотворного дождя, так слушал умирающий исполненные христианской любви слова своего утешителя. Закоснелое в преступлениях сердце боярина Кручины забилось раскаянием; с каждым новым словом юродивого изменялся вид его, и наконец на бледном, полумертвом лице изобразилась
последняя ужасная борьба порока, ожесточения и сильных страстей — с душою, проникнутою первым
лучом небесной благодати.
И когда наконец
последний, прощальный
луч солнца позолотил замороженное единственное оконце маленькой комнаты, душа страдальца улетела вслед за этим
лучом из изможденного тела.
Из Кенигсберга на аэроплане привезли специально заказанные стекла, и в
последних числах июля, под наблюдением Иванова, механики соорудили две новых больших камеры, в которых
луч достигал у основания ширины папиросной коробки, а в раструбе — целого метра.
Последний солнца
луч златой
На льдах сребристых догорает,
И Эльборус своей главой
Его, как туча, закрывает. //....................
Широкое добродушное лицо Ароматова при
последних словах точно расцвело от улыбки: около глаз и по щекам
лучами разбежались тонкие старческие морщины, рыжеватые усы раздвинулись и по широким чувственным губам проползла удивительная детская улыбка. Ароматов носил окладистую бородку, которую на подбородке для чего-то выбривал, как это делают чиновники. Черный шелковый галстук сбился набок, открывая сомнительной белизны ситцевую рубашку и часть белой полной шеи.
При
последних трепетаниях закатных
лучей солнца они перешли плашкоутный мост, соединяющий ярмарочный город с настоящим городом, и в быстро густеющей тени сумерек стали подниматься в гору по пустынному нижегородскому взвозу. Здесь, на этом взвозе, в ярмарочную, да и не в ярмарочную пору, как говорили, бывало нечисто: тут в ночной тьме бродили уличные грабители и воришки, и тут же, под сенью обвалов, ютился гнилой разврат, не имеющий приюта даже за рогожами кабачных выставок.
Скажу короче: в две недели
Наш Гарин твердо мог узнать,
Когда она встает с постели,
Пьет с мужем чай, идет гулять.
Отправится ль она к обедне —
Он в церкви верно не
последний;
К сырой колонне прислонясь,
Стоит всё время не крестясь.
Лучом краснеющей лампады
Его лицо озарено:
Как мрачно, холодно оно!
А испытующие взгляды
То вдруг померкнут, то блестят —
Проникнуть в грудь ее хотят.
С жадностью вдыхала Акулина в расширявшуюся грудь свою пахучие струи воздуха, приносимые с поля; всматривалась она тогда в зеленеющий луг, забрызганный пестрыми цветами, в эту рощу, где беззаботно, счастливо даже просиживала она когда-то по целым дням, с красной утренней зари до минуты, когда
последние бледные
лучи заходящего солнца исчезали за сельским погостом.
Была тихая, теплая и темная ночь; окно было открыто; звезды блестели на черном небе. Он смотрел на них, отличая знакомые созвездия и радуясь тому, что они, как ему казалось, понимают его и сочувствуют ему. Мигая, он видел бесконечные
лучи, которые они посылали ему, и безумная решимость увеличивалась. Нужно было отогнуть толстый прут железной решетки, пролезть сквозь узкое отверстие в закоулок, заросший кустами, перебраться через высокую каменную ограду. Там будет
последняя борьба, а после — хоть смерть.
Последние слабые
лучи понемногу уходили сквозь льдины окон из небольшой юрты; густая тьма выползала из углов, заволакивала наклонные стены, которые, казалось, все плотнее сдвигаются над головой.
Солнце скрылось за снеговым хребтом и бросало
последние розовые
лучи на длинное, тонкое облако, остановившееся на ясном, прозрачном горизонте.
Последними мелькнули в его полузакрытых глазах снежно-белые стены,
луч солнца на одной стене, и потом наступили часы долгого и полного забвения.
Первое качество, вероятно, происходит от качества сока дубовых корней, а
последнее — от действия солнечных
лучей, потому что одиночно стоящие высокие дубы дают мало тени.
Клонится к западу солнце,
луч за
лучом погашая. Алое тонкое облако под ним разостлалось. Шире и шире оно расстилается, тонет в нем солнце, и сумрак на небо восходит, черным покровом лес и поля одевая… Ночь,
последняя ночь хмелевая!
Когда взошло солнце и знойными
лучами пронизало сумрак тихого покоя, в этот страшный и томный, в этот рассветный час в объятиях обнаженной и мертвой Мафальды, царицы поцелуев, под ее красным покрывалом умер молодой воин. Разъединяя свои объятия, в
последний раз улыбнулась ему прекрасная Мафальда.
Оно всползало, меж померкших скал,
На верх одной, от прочих отделенной,
Что солнца
луч последний освещал.
И то погасло в душе моей вместе с
последним его
лучом, так и не родившись, — от мертвости, от лени, от запуганности.
Прошли еще одни сутки, бесконечно длинные сутки, когда нетерпение достигло, казалось,
последнего предела. Многие не сходили с палубы, ожидая Толбухина маяка. Вот и он, наконец, показался в десятом часу утра, озаренный
лучами бледного солнца. Дождь перестал… Был один из недурных осенних дней.
И вот человек гасит в своей душе
последние проблески надежды на счастье и уходит в темное подполье жизни. Пусть даже случайный
луч не напоминает о мире, где солнце и радость. Не нужен ему этот мир, вечно дразнящий и обманывающий. У человека свое богатство — страдание.
Здесь мы застали одну семью удэхейцев, состоящую из старика лет шестидесяти и двух женщин: матери и дочери, пятидесяти и двадцати лет. За
последние дни у моих спутников от ярких солнечных
лучей, отраженных от снега, так разболелись глаза, что надо было хоть на один день сделать дневку, хоть, один день просидеть в относительной темноте или с повязкой на глазах.
Весна, так страстно любимая Ниной, хотела, казалось, приласкать в
последний день пребывания на земле маленькую покойницу.
Луч солнца скользнул по восковому личику и, ударясь о золотой венчик на лбу умершей, разбился на сотню ярких искр…
Месть Крошки удалась на славу! Отняв от меня моего друга, она лишала меня
последнего солнечного
луча,
последней радости в холодных, негостеприимных институтских стенах.
Бабушка громко всхрапнула. Фифина как будто понимает. В
последнем акте надо Верочке пройтись по сцене светлым
лучом. Тася не спрашивает самое себя: удастся ей это или нет? Она играет в полную игру. Все вобрала она в себя, все чувства действующих лиц. Ее сердце и болит, и радуется, и наполняется надеждой, верой в свою молодость. Если б вот так ей сыграть на настоящей сцене в Малом театре!.. Господи!
Уходят. Молчание. В комнате полутемно, на террасе
последние краски вечера борются с первыми розоватыми
лучами луны.
Владимира и слепца давно не было на мызе. Опередив ночью русское войско, они отдыхали на
последней высоте к Мариенбургу. Сзади оглядывался на них золотой петух оппекаленской кирки; впереди показывались им блестящим полумесяцем воды озера, врезанного в темные рамы берегов; чернелся в воздухе высокий шпиц мариенбургской колокольни, и за ней, как искры, мелькали по временам в амбразурах крепости пушки, освещаемые
лучами восходящего солнца. Уже был слышен перекатный бой барабана, возвещающий побудок…
Кузьма Терентьев проснулся лишь ранним утром. Солнце только начало бросать свои первые
лучи из-за горизонта. Несмотря на то, что голова его была несколько свежее, он все окинул вокруг себя удивленным взглядом. Вдруг все события
последних двух дней восстали с роковой ясностью в его памяти. Кровь снова прилила к его голове. Он весь задрожал.
Потух солнечный
луч за деревней, утонул в голубовато-хрустальном озере. Запахло сильнее цветами, первыми ландышами из леса, птицы прокричали в
последний раз свой привет перед ночью, и все уснуло, затихло, замолкло до утра. На небе зажглась ночная звездочка, яркая, нарядная и красивая. Галя сидела у оконца, глядела на звездочку и вспоминала, как она с мамой часто сидела по вечерам у порога хатки и любовалась звездочками. А маме становилось все хуже да хуже. Она и кашляла-то глуше, и дышала слабее.
— Братья! Час суда Божия наступает! Еще одна ночь, и мы узрим врага нашего: посвятите
последние часы сии на бдение и молитву! Грозный день наступает и разрешит судьбу нашу. Мужайтесь! Тот час, в который вы должны показать всю твердость нашу, приближается,
луч солнца озарит битву кровавую. Итак, братья, ополчитесь крепостью и призовите в помощь Господа, сильного в бранях, поборника в правде, и Он поразит ужасом сердца врагов наших! Кто верова Господеви и постыдися? Кто призва имя Его и призрен бе?
Ни малейшее дуновение ветерка не колебало верхушек вековых деревьев сада князя Василия Прозоровского, покрытых густым инеем, и лишь блеск луны и
лучи мелькающих звезд играли в мелких кристаллах
последнего, придавая этим свидетелям отдаленной старины — дубам, тополям, елям и соснам — причудливые, почти фантастические очертания.
Последнее, не достигнув еще полудня, целым снопом блестящих
лучей вырвалось в зеркальные окна Зимнего дворца и освещало ряд великолепных комнат, выходивших на площадь, среди которой не возвышалась еще, как ныне, грандиозная колонна, так как тот, о которым напоминает она всем истинно русским людям, наполняя их сердца благоговением, был жив и царствовал на радость своим подданным и на удивление и поклонение освобожденной им Европы.
Был четвертый час зимнего дня и солнце уже закатилось за горизонтом чистого, безоблачного неба, отражая свои
последние бледные
лучи бесчисленными блестками на опущенных снегом, но еще не потерявших всю свою пожелтевшую листву деревьях монастырского кладбища.